Это первый в текущем сезоне спектакль нового главного режиссера театра Елены Янышевой. «Письма счастья» восприняты публикой и пишущими о театре журналистами неоднозначно – от полного неприятия до восхищения. Зрители же проявляют интерес к новой работе театра: в ноябре спектакль шел с аншлагами.
Сегодня мы предоставляем возможность поделиться своими впечатлениями о спектакле литературоведу – профессору СмолГУ Л.Л. ГОРЕЛИК.Спектакль еще не начался, зрители постепенно заполняют зал, рассаживаются в кресла, ждут, рассматривают декорации. В центре сцены – потертые двери с окошками, как в тюрьме или больнице. Позади – то ли современный светильник в виде дерева с шарами на манекенах, то ли страшный офорт Гойи, передающий трагизм жизни, – с перевернутыми, воздетыми к небу конечностями на голых древесных ветвях… Пространство перед дверью – комната со скудной мебелью – то ли убогое жилье, то ли небогатая контора…
И в этой комнате сидит на полу актер. Зрители от нечего делать разглядывают и его. То ли мальчик, то ли девочка в надвинутом на лицо капюшоне вытряхивает в ладонь таблетки из аптечной баночки – то ли наркотики, то ли снотворное…. То ли умереть, то ли заснуть – чего хочет этот подросток?
Пролог. Фантасмагория
Спектакль начинается. За убогими дверями скрывается много чего интересно-непонятного. Чернобородый веселый Карлик (Илона Егорова) выскакивает оттуда в зажигательном танце. Руки в черных, белых, красных, зеленых перчатках манят через окошко в дверях. Веселая проститутка (Алена Шопот) выбегает из дверей. За ней – развязный юноша (Павел Пьянков). Ба, да это, похоже, публичный дом?! Однако появляется золотоволосый ангел и усаживается на голых ветвях непонятного дерева. Позже, через серию переодеваний, ангел обращается в ведьму – с явной отсылкой к булгаковской Гелле. Похожая на служанку Воланда Геллу женщина – секретарша директора конторы Элена (Татьяна Михальченко).
Начинается фантасмагория. Лишь два персонажа реальны и более-менее понятны: подросток, оказавшийся девушкой Мартой (ее переименовывают здесь в Изабеллу), и сеньор Бельбоа – приличный, с располагающей внешностью господин, пришедший в контору «Счастье» по своему делу. Наконец, выходит и директор конторы – то ли Бог, то ли Дьявол, он в облачном плаще, но, как вскоре выясняется, с голой задницей. Изабеллу уводят в невнятное (то ли ад, то ли рай) пространство за дверью. Теперь она сотрудница конторы «Счастье»!
Таков пролог к спектаклю по пьесе А. Касоны «Деревья умирают стоя».
Реалистичная история конторы «Счастье»
Дальше разворачивается история вполне реалистичная. По заказу сеньора Бельбоа контора «Счастье» берется продолжить начатый им обман и сделать счастливой его жену Эухению. Сеньора Эухениа бережно хранит письма внука, которого она не видела 20 лет. В спектакле Эухениа (Надежда Трапезникова) развешивает эти листочки на тот самый макет дерева – с голыми ветвями и круглыми фонарями, подвешенными к устремленным в небо манекенам. Эухения не знает, что письма не настоящие, их посылал, желая доставить ей радость, ее муж, сеньор Бельбоа…
Все это предыстория. Завязкой является появление директора конторы «Счастье» вместе с недавно поступившей на работу Изабеллой в доме Бельбоа. Начинается страшная Ложь. Во спасение? Или гибельная? Именно этот вопрос решается в спектакле.
Перед зрителем разворачивается драма – столкновение подлинного трагизма жизни и имитации счастья путем обмана. Сеньора Эухения верит в то, что через 20 лет к ней наконец приехал горячо любимый Маурисио с молодой женой. Возникшие было сомнения развеиваются, когда она убеждается в искренности Изабеллы – эта девушка действительно любит ее внука, уж тут Эухению не обманешь!
Да, интрига осложнена тем, что Изабелла и впрямь влюбляется в цинично играющего Маурисио директора конторы «Счастье».
Тонкости воплощения замысла
Теперь вникнем хотя бы отчасти в сложности постановки. Режиссер Елена Янышева стремится сделать свой спектакль современным. Надо сказать, что пьеса А. Касоны, в общем, и сама по себе близка к модернизму, а значит, располагает к символике. Начало спектакля, сосредоточившее экспозицию (или пролог), как мы помним, выполнено в ультрасовременном стиле. Сложность ставящейся в спектакле проблемы передается многозначной символикой. Большую роль в этом прологе к спектаклю играет пластика (хореограф Александра Иванова), музыка (Елена Янышева, Владислав Макаров), декорации (Людмила Пономарева).
На мой взгляд, символика в спектакле дана слишком форсированно – ее много, она противоречива и несколько навязчива. Впрочем, готова согласиться, что в целом (кроме отдельных частностей) повышенная насыщенность, сложность вступительной части спектакля уместна: она вводит в противоречивость разворачивающейся в спектакле проблемы.
В дальнейшем режиссер пытается строить спектакль на реалистической основе – сохраняя при этом некоторые элементы ультрамодернистского стиля пролога. Однако соединение явно не удается. Спектакль эклектичен. Восприятию спектакля только мешает, что Лжемаурисио (Николай Фарносов) приходит в реалистически данное пространство дома Бельбоа с подведенными, как у клоуна, глазами и в «похабных» красных перчатках, которые он не снимает даже за столом. Полная искренности, вполне реалистичная игра Надежды Трапезниковой, исполняющей роль Эухении, не вяжется с явной условностью фигуры Лжемаурисио.
Замысел режиссера понятен: после признания Изабеллы в любви демонизм Лжемаурисио сбрасывается вместе с перчатками. Однако этот замысел ни в коем случае не оправдывает эклектичности первых сцен в доме Бельбоа.
Из той же области некоторые сцены с настоящим Маурисио. Подлинный внук Эухении (Павел Пирожков), как и в целом семья Бельбоа, дан вполне реалистично. И вкрапления повышенной условности оказываются здесь не к месту, они только портят игру. Так, впечатление от прекрасной сцены, когда Маурисио шарит по шкатулкам с драгоценностями в то время, как бабушка погружена в воспоминания о нем ребенке (она напевает колыбельную), отчасти нарушается полнейшей, выходящей за пределы реализма условностью: бабушка не слышит громких звуков от звона драгоценностей, которые открыто рассовывает по карманам внук.
В целом же и музыка, и пластика в спектакле подобраны очень удачно. Впечатляет и конечная сцена: Эухения гладит слепок руки, проникающий в комнату из окна, пока он не оборачивается живой рукой ее внука…
Интересными представляются мне и декорации. То загадочное дерево – то ли деталь современного интерьера, то ли трагическая заставка – на протяжении всего спектакля заставляет задумываться о столкновении Правды и Лжи, о границах допустимости «лжи во благо», о подлинном чувстве и притворстве.
Жизнь опровергает ложь, жизнь ведет к трагедии, но и к правде…
Жизнь, в основе которой любовь! Именно ее правдой, правдой подлинной любви, руководствуется бабушка Эухения, в порыве оберегающего сострадания не показавшая Изабелле и Лжемаурисио свою боль от открывшейся ей лжи.
Возможно, она догадывается о том, что и в их случае любовь преодолевает обман…
