Изображение на фасаде Дома учителя – второе масштабное патриотическое граффити в Смоленске. Оба проекта реализованы под эгидой Российского военно-исторического общества, куда Антон Панфилов обратился с инициативой и предложил проект.
– С первым граффити тематика понятна, поскольку оно создавалось к 9 Мая. Почему для второго изображения был выбран именно воевода Шеин?
– Мы с РВИО переговорили, обсудили, что в этот раз хорошо бы уйти от каких-то абстрактных вещей и нарисовать конкретную личность. А Шеин – это наш земляк, который сыграл важную историческую роль. Решили остановиться на истории Смутного времени, чтобы привлечь внимание молодежи к временам в жизни Смоленщины, которые ими меньше изучены. Того же Михаила Шеина почти никто из них не знает. Мы уже с этим столкнулись, пока работали. Народ гуляет, мимо проходит и спрашивает: «Кто это?» Предположений масса.
– Нужно было согласовывать этот проект с администрацией города. Насколько просто это было сделать?
– Никаких проблем с этим не было. Очень охотно идут навстречу. Тем более что после первого рисунка все уже знают, что это будет. Более или менее доверяют. Написали письмо, день-два – и все согласовали.
– Каким образом выбирались здания, на которых будут находиться эти работы?
– Мы ищем глухие фасады без окон, и чтобы они были не из кирпича, а обязательно оштукатуренные, потому что нормальный рисунок невозможно нарисовать на кирпиче. За счет того что поверхность неровная, когда проводишь краской из баллончика, ширина линии меняется, и сделать качественный рисунок не получается. Но зданий, которые отвечают всем этим требованиям, в Смоленске не так много.
– И тем не менее они еще есть. Есть ли перспектива, что в будущем их украсят ваши новые работы?
– Есть некоторые задумки. Нужно только найти тех, кто поможет с реализацией. Если честно, в будущем хотелось бы уже уйти от патриотики, несмотря на то что это очень важный элемент. Есть и другие очень интересные темы. Например, мы разрабатываем географическое граффити. Сотрудничаем с Российским географическим обществом. Сейчас все это – на стадии согласования эскиза. Правда, в данном случае рисунок не на полное здание, но все равно это интересно. Тема касается сохранения редких видов животных, чем занимается Географическое общество. Может быть, лошадь Пржевальского нарисуем или еще что-то.
– А граффити, посвященные Великой Отечественной войне и Михаилу Шеину, – это были первые настолько масштабные работы для вас?
– В принципе, граффити само по себе – уже достаточно большой объем работы. Было много рисунков на 5–20 метров. Ну а непосредственно на 280 квадратных метров – это первые такие работы. Но по сути это то же самое, что и другие рисунки: та же техника по разметке, то же самое в отрисовке. Может быть, это даже в чем-то проще, потому что чем меньше рисунок, тем его труднее отрисовать баллоном. А чем крупнее, тем проще сделать переход – ту же самую шерсть на лошади отрисовать. Мне было легче.
– Когда началось для вас увлечение граффити?
– Лет 15 назад, еще в школьные годы. В первый раз, я помню, мне отец подарил баллон на 23 февраля. Это было, когда я учился в классе восьмом. Тогда я впервые в фильмах увидел, как рисуют граффити. Кстати, в то время оно только и начало полноценно развиваться. Конечно же, первый мой опыт был из серии мазни, которая сейчас портит магазины и фасады домов, но потом, спустя где-то полгода, купил еще пять баллонов и потихоньку стал учиться.
– А где люди учатся рисовать граффити?
– Я, конечно, жалею, что у меня нет какого-то художественного образования. Ведь основы граффити все-таки подобны классике. Если обучаешься рисованию, то и в граффити будет проще. Для меня же все это началось непосредственно с граффити. Помню, как вечерами, ночами перерисовывал фотографии различные, пытался скомпоновать, шрифты какие-то отрабатывал. Проблема была в том, что интернета тогда не было, обучаться было сложно. Можно было только самому двигаться как-то по наитию. Смотреть на те два-три рисунка, которые в каком-то фильме промелькнули, и пытаться повторить. Я помню первое впечатление, когда поехали с родителями к их однокласснику в Швейцарию. И, конечно, этот контраст, когда в Смоленске три надписи во дворе или где-то на стройке, а в Швейцарии все автобаны покрыты рисунками. Это был для меня такой момент, когда у меня открылись глаза на граффити. Получил доступ к информации. У них в то время уже были журналы. Конечно, когда ты видишь работы, то смотришь, как их рисовали, что делали. Срисовывать опять же нужно, для того чтобы понять эту технику.
– То есть вы самоучка. А обменивались потом опытом с другими художниками?
– Обменивались опытом по большей части в рамках участия в международных фестивалях. Их было огромное количество. Мои работы есть и в Англии, и в Греции, и в Италии, и в Испании. В Европе я много где рисовал. Везде, естественно, идет какой-то контакт с граффитчиками-европейцами. Участие в фестивалях дает какой-то новый опыт. Общаешься, смотришь, как другие рисуют, заимствуешь какие-то элементы. В году, наверное, 2005-м мы узнали, что есть такая техника, когда на баллон надевают колпачок, который идет с ним в комплекте, его обрезают и делают в нем дырочку. За счет этого струя баллона делается в пять раз тоньше. Если нужно сделать какой-нибудь маленький элемент, например блики, можно использовать такое приспособление. Такие мелочи заимствуются, разумеется.
– Сами кого-нибудь учили?
– Непосредственно уроки не проводил. Часто бывает, когда что-то рисую, а кто-то помогает – и тогда объясняю, как что-то сделать. Проблема в том, что это длительный процесс. Невозможно просто так прийти и начать рисовать. Многих это отталкивает. Пробуют – не получается: баллон течет, невозможно ничего провести, все растекается, размазывается. И они бросают. Когда мы начинали, у нас, наверное, полдвора сразу кинулось рисовать, а потом народ начал отсеиваться.
– А сколько времени прошло с момента, когда впервые взяли в руки баллон, и до момента, когда стали уже получаться более или менее серьезные работы?
– Тут сложно оценить, потому что художник сам всегда недоволен своей работой. Всегда видишь какие-то недостатки. Ну, вообще, начали мы рисовать, и, наверное, года через три, когда уже было порядка 10–15 рисунков, у нас стали появляться заказы. На улице Николаева тогда был первый магазин джинсов, и к нам обратилась владелица с просьбой сделать ей рисунок на заказ. Мы тогда еще в школе учились. Мы работу сделали, и тут же посыпались новые предложения, именно коммерческие заказы.
– От людей, которые рисуют, нередко слышу, что они хотели бы работать в стиле определенных прославленных художников. Вы хотели бы рисовать, как кто-то?
– Мне бы больше хотелось рисовать так, как я сам рисую, уникально, и чтобы мой стиль запоминался, выделялся среди других рисунков. Да, хочется выделяться. Хочется рисовать так, чтобы на твою работу смотрели и говорили: «Да, это его рисунок». Какая-то своя фишка, своя техника должна быть.
– Граффити – это, наверное, больше искусство для молодых. Способны ли люди старшего поколения его понимать?
– Как показывает практика вот этих последних патриотических работ, все с благодарностью к этому относятся – и молодежь, и люди старшего поколения. Тут уже не так важен вопрос техники, как важна идея. Я согласен, что процентов на 90 граффити – это искусство для молодых, потому что это какие-то современные веяния. Чем это оригинальнее, тем интереснее. Может быть, старшее поколение не совсем поймет. Но все-таки, когда сделано качественно, это нравится большинству. И опять-таки в данном случае мы имеем сочетание техники для молодых и темы для всех.
