Драматург Элина Петрова рассказала смолянам о необычном театральном проекте, в котором задействованы актеры с аутизмом

Никого не нужно воспитывать

Несколько месяцев назад в нашем городе стартовал новый проект «Место: Смоленск», о котором «МК в Смоленске» уже рассказывал своим читателям. В его рамках режиссеры Петр Чижов, Екатерина Угленко и драматурги Элина Петрова и Ксения Савельева из Санкт-Петербурга знакомят смолян с новым для них жанром – документальным театром.

Никого не нужно воспитывать

На базе креативного пространства «Штаб» ребята раз в месяц проводят лекции, творческие лаборатории и работают над спектаклем о нашем городе «Там был мой дом». Наблюдая за захватывающим процессом того, как мои земляки совместно с профессионалами создают документальную пьесу, я разговорилась с драматургом Элиной Петровой и выяснила, что она участвует и в других интересных проектах, в частности в сфере инклюзивного театра, где наравне с обычными актерами играют люди с физическими или ментальными особенностями.

– Как инклюзивный театр пришел в твою жизнь?

– Это достаточно долгая история. Я начинала как больничный клоун. Друзья позвали меня в институт рака, где есть отделение детской онкологии, и мы раз в неделю ходили туда к ребятам, проводили с ними по нескольку часов: играли, общались, придумывали всякие штуки и фокусы.

– Насколько это было сложно эмоционально?

– Вопрос интересный в том плане, что когда ты больничный клоун, у тебя как у актера есть образ, и именно красный нос позволяет не фокусироваться на том, что ты работаешь с детьми, которые очень серьезно больны, и нужно их пожалеть. Все эти эмоции как-то отходят на второй план. Есть ребенок, с которым хочется поиграть, пообщаться, который тебе интересен. Ты понимаешь, что он заперт в четырех стенах больницы достаточно долгое время. Самое важное – подстроиться под него, дать ему то, что ему нужно сейчас. Если он хочет поиграть, мы поиграем, если хочет поговорить и рассказать что-то, я буду сидеть и слушать, потому что я пришла сюда ради него, ради того, чтобы ему на какой-то момент времени, пока мы с ним рядом, было хорошо, комфортно, интересно и он делал то, что хочет. В больнице твое тело перестает тебе принадлежать: тебе делают уколы, ставят капельницы, банально даже в ванных комнатах нет шпингалетов – в любой момент может кто-то зайти. И больничный клоун отчасти дает возможность на время вернуть контроль над ситуацией. Есть система «рыжий клоун – белый клоун», и ребенок – всегда «белый», всегда главный. Он диктует правила, он запускает игру.

– А как увлеклась инклюзивным театром?

– Переехала в Санкт-Петербург. Там познакомилась с режиссером Борисом Павловичем. Он работал тогда в социально-просветительском отделе Большого драматического театра имени Товстоногова и как раз начинал какие-то социальные проекты, набирал команду. Я ему рассказала, что мне это интересно, и он меня звал сначала в небольшие проекты с детьми, у которых есть особенности – например, гиперактивность, какие-то невралгические особенности. Мы с ними писали пьесы. А когда я окончила театральную академию по драматургии, Боря позвал меня в свой проект «Квартира», который образовался как независимый при поддержке фонда «Альма-матер».

– Что представляет собой этот проект?

– Это пространство ленинградской коммуналки – четырехкомнатной квартиры на Мойке, из которой художники сделали театральное арт-пространство. Там мы играем спектакль «Разговоры», где наравне с профессиональными актерами играют ребята с расстройствами аутистического спектра из центра «Антон тут рядом». И у нас еще есть второй – детский спектакль, в котором играют только профессиональные актеры, но он рассчитан на зрителей с аутизмом.

– Часть ваших актеров – это люди с аутизмом. В вашей команде – только люди театральных профессий или есть еще специалисты, которые помогают учитывать их особенности?

– Конечно, есть. Целый штат нас поддерживает. У нас есть куратор от центра «Антон тут рядом», которая занимается ребятами – их расписанием, приходом на репетиции, состоянием. Если что-то вдруг выбивает их из равновесия, она сразу же эту ситуацию снимает и как-то стабилизирует. Мы тоже постоянно проходим тренинги с психологами из центра. Они рассказывают нам об особенностях людей с аутизмом, о том, как с ними взаимодействовать, какие правила нужно соблюдать. Очень важно, например, соблюдать регламент: вовремя начать, закончить именно во столько, во сколько мы объявили. Важно понимать, что когда человек впадает в истерическое состояние, его нужно оставить один на один с куратором, не нужно скапливаться и спрашивать, что случилось. Нам – актерам, драматургам, режиссерам – нужно знать эти правила, потому что мы очень тесно взаимодействуем с такими людьми, это наши прямые партнеры.

– Расскажи о самом спектакле, в котором ребята участвуют...

– Спектакль «Разговоры» имеет литературную основу – это одноименная книга Леонида Липавского. Он принадлежал к клубу обэриутов – это ленинградские поэты начала XX века, в том числе Даниил Хармс, Александр Введенский, Николай Заболоцкий, Николай Олейников, философ Яков Друзкин и сам Липавский. Они собирались на квартире у Липавского, потому что у него были лучшие жилищные условия, и разговаривали, рассуждали на совершенно разные философские и экзистенциальные темы. Они себя называли – «необразованные ученые». Липавский эти разговоры записал и сделал книгу. Она и легла в основу нашего спектакля. Он представляет собой некое хаотическое движение зрителей из комнаты в комнату. Каждая комната обладает своим собственным наполнением, собственными правилами, и в ней происходит какое-то действие, в которое включены и ребята с аутизмом, и актеры, и сам зритель, когда он входит. Зритель не обязан принимать участие, он может остаться и просто сторонним наблюдателем, если ему так комфортно, но может и поучаствовать. А завершается это блуждание по квартире общей литургией, когда мы зажигаем печку (у нас есть работающая печь) и поем песни.

– Для людей с аутизмом момент встречи с публикой – это, наверное, довольно сложный момент...

– Аутизм – это очень индивидуальное расстройство, которое обладает своей степенью выраженности. Дело в том, что наши актеры с аутизмом занимаются театром уже четыре года, и они уже подготовлены. Их расстройство позволяет им выходить на контакт. Да, может быть ситуация, когда кто-то начинает нервничать, но на то остальные актеры и нужны, чтобы это сразу же нивелировать, снять эту ситуацию. Но такое случается очень редко.

– От многих знакомых, которые работают с людьми с ограниченными возможностями здоровья, нередко слышу истории о том, что какому-то человеку ничего хорошего в этой жизни не пророчили, а он, несмотря на все свои проблемы и диагноз, добился успехов. У тебя есть такие истории?

– Наверное, у меня немножко другая история, потому что мы очень обеспокоены судьбой наших ребят. Если они останутся одни, их ждет психоневрологический интернат, и это на самом деле очень страшная в России тема. Сейчас наш продюсер Ника Пархомовская и фонд «Альма-матер» делают все, чтобы как-то развивать вопрос заработной платы людям с ограниченными возможностями, которые работают в театре. То есть наши ребята с аутизмом получают зарплату. Я думаю, это потрясающее достижение – театр дает им возможность зарабатывать. И мне кажется, именно в этом чудеса и заключаются, потому что для России это, к сожалению, какая-то необычная история.

– Что несет зрителям инклюзивный театр?

– Это всегда встреча с другим. И для многих, как ни странно, судьбоносная встреча, потому что встречаешься с человеком, у которого нет социальных масок, навязанных стереотипов поведения, совершенно никаких предубеждений. Ты встречаешься с чистым сознанием, способным генерировать какие-то нелогичные, абсурдные для нас вещи, которые сами в себе прекрасны. Для многих зрителей это, конечно, открытие и в какой-то мере путь к себе, потому что в нашей квартире можно быть собой: странным, не таким, умным, глупым, красивым, некрасивым, толстым, тонким. Тебя любят просто так, просто потому что ты пришел. И это очень важно, этого очень не хватает. Ребята тебя принимают сразу, тебе не нужно ничего доказывать.

– Как тебе кажется, инклюзивный театр воспитывает общество?

– Мне не очень нравится формулировка «воспитывать общество», потому что она какая-то несколько тоталитарная: «мы знаем как, и мы будем воспитывать». На самом деле инклюзивное общество – это о том, что никого не нужно воспитывать, о том, что все равны, все прекрасны. Вопрос в том, что у всех должен быть доступ ко всему. Я имею в виду, что все могут заниматься театром, музыкой, всем, чем угодно, просто нужно обеспечить эту возможность. И, конечно, здесь нужна и воля сверху, чтобы государство сказало, что все пути открыты, и открыло их действительно, а не номинально.

– Инклюзивный театр меняет мир?

– Инклюзивный театр меняет сам себя, я бы так, наверное, сказала. И, мне кажется, это эффект бабочки, когда от одного взмаха крыла происходит цунами. То есть тот процесс, который запускается в инклюзивном театре, идет волной дальше. Он задевает сначала тех, кто внутри этого процесса, потом зрителей, и постепенно, я очень надеюсь, он меняет и общество в целом.

Что еще почитать

В регионах

Новости региона

Все новости

Новости

Самое читаемое

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру