В своём интервью информагентству «О чём говорит Смоленск» Алексей Островский рассказал о том, как стал губернатором, вспоминая свою трудовую деятельности с 15-ти лет.
— Я «трудоголик», и это еще мягко сказано. Я всегда очень много работал и работаю. Но, думаю, мой случай — это симбиоз везения (улыбки судьбы, посланной Богом), того, что вложили в меня мои родители и того, что сделал я сам, - на -чал рассказа Алексей Островский. - Если не брать во внимание, что мне повезло в глобальном смысле (а везение в том, какую карьеру я построил к сегодняшнему дню, безусловно, есть), то я не отношу себя к стопроцентным «везунчикам». В том смысле, что мне никогда ничего не давалось очень легко, с ходу, без каких–либо усилий. Вот есть люди (и я знаю таких), которые вроде вообще ничего не сделали, просто оказались в нужное время в нужном месте и, что называется, «поймали удачу за хвост». Они, как правило, выигрывают в лотерею с одного билетика. А кто–то купит сто билетов и не выиграет ни разу. Я никогда в жизни не играл, но образно я отношусь ко вторым. И хотя глобально мне действительно повезло, этому везению способствовало множество факторов.
На вопрос, "правда ли что траекторию карьере задала встреча с Владимиром Жириновским?", губернатор ответил так:
— Я бы сказал, что это одно из звеньев в целой цепи событий. Причем, не первое звено. Дело в том, что к каждому последующему этапу жизненного пути я приходил благодаря многим предшествующим факторам. И первым, определяющим фактором, как ни странно это прозвучит, стала смерть моего отца. Если бы был жив отец (а он был человеком очень жестким и требовательным по отношению к близким), совершенно точно, по сумме факторов цепочка получилась бы совсем иная. И вряд ли сегодня вы брали бы у меня это интервью.
Он был замечательным, потрясающим человеком. Лучшим другом для своих друзей, прекрасным отцом, хорошим мужем. Но в силу жесткости характера и определенной авторитарности он оказывал на меня давление. Я не знаю, как сложилась бы моя жизнь, но совершенно точно — она сложилась бы по–другому…
Когда отец умер, мне было 12 лет. Мама, чтобы я не попал в «дурную компанию», чтобы не начал «без дела шататься по улице» отвела меня во Дворец пионеров, чтобы я выбрал тот кружок, который мне был бы интересен. Я выбрал фотокружок в Московской международной киношколе и начал увлеченно заниматься фотографией, потом операторским мастерством. И буквально целыми днями (за исключением занятий в школе) пропадал в киношколе.
Потом, в 1991–м году мама увидела в «Московском комсомольце» объявление о том, что газете требуется фотокорреспондент и стала меня уговаривать представить туда мои фотографии.
Я сначала отнесся скептически: какие фотографии, там взрослые люди, профессионалы претендовать будут, а мне 15 лет, но мама меня убедила (и я за это очень ей благодарен) отнести свои работы, сказав, что «хуже не будет». В итоге мои фотографии победили в этом конкурсе соискателей. Но тут выяснилось, что мне 15 лет и по трудовому законодательству меня не могут оформить на работу в газету на штатную должность фотокорреспондента, и я начал работать внештатником.
Потом на моем пути встречается фотокорреспондент, который (очевидно, увидев во мне потенциал) порекомендовал меня фотокорреспонденту московского бюро французского журнала «Сигма», и я начинаю с ней сотрудничать. Она видит, что я могу делать больший объем работ, чем требуется для «Сигмы», и рекомендует меня в Московское бюро Европейского пресс–фотоагентства ЕПА. И когда Жириновский выигрывает выборы в 1993 году, мне заказывают сделать о нем фоторепортаж.
Во время работы над репортажем мы знакомимся, он предлагает мне стать его личным фотографом. При этом он сразу сказал: денег на зарплату фотографа у него нет, но я как стрингер могу весь отснятый материал продавать в СМИ, информагентства и там получать свои гонорары. Без какой–либо цензуры с его стороны.
Потом наши пути с Владимиром Вольфовичем расходятся: один из репортажей, которые он разрешил мне продать, после публикаций почему–то внезапно вызвал у него негатив, и если ранее он любил повторять, что для него любая реклама, кроме некролога хороша, то здесь реакция была обратная.
Мы разрываем отношения, я ухожу, но некоторое время спустя он просит меня возглавить пресс–службу партии. Потом выясняется, что я — единственный человек из его окружения, который владеет английским языком, и Владимир Вольфович предлагает мне возглавить Международный отдел фракции. А некоторое время спустя я получил предложение возглавить его (как зампреда Госдумы) секретариат.
Замечу, все эти годы я работал у него буквально без отпусков и выходных. Наверное, он оценил мою работоспособность, а может, разглядел потенциал, и в 2003 году я уже избираюсь депутатом Государственной Думы. Затем становлюсь председателем одного комитета Госдумы, потом второго, и уже в качестве председателя комитета по делам СНГ начинаю сопровождать в поездках по СНГ президента и председателя правительства, меня узнают в администрации президента…
И когда руководство страны склоняется к тому, чтобы дать возможность представителю от ЛДПР возглавить один из регионов — и руководство партии в лице Владимира Вольфовича, и администрация президента, и глава государства (в силу того, что уже знали меня как председателя комитета по делам СНГ, видели мою работу) сошлись на моей кандидатуре. Вот такая цепочка событий.
Когда Владимир Вольфович предложил мою кандидатуру, как я понимаю, ему сказали, что это будет удачным решением, учитывая оценку моей предыдущей работы в качестве главы двух ключевых комитетов Госдумы: внутриполитического и внешнеполитического.
Возможно, оценивая эту цепочку событий, кто—то скажет: «Повезло». Но это везение — колоссальный труд, это работа без отпусков и выходных. Можно сказать, эта «высота» взята ценой определенных лишений. Конечно, это не те лишения и не те испытания, которые непосильны человеку. Но это — работа, работа и еще раз работа.
